«Когда Сталин объявил тотальную мобилизацию, потому что началась война, я только-только окончила медицинский институт, - вспоминает Ирина Шатохина. – Нас посадили на поезд и уже 30 июня мы поехали по стране. Нас встречали немецкие самолеты и все время бомбили. Практически каждые пять минут машинист подавал сигнал, поезд останавливался и прыгали с него, кто как мог, и пытались спрятаться от фашистов, которые на нас с неба сыпали бомбы и стреляли из пулеметов.

Как получила ранение, даже не помню – просто один раз залезла в вагон, мне и говорят, что я раненая… Помню кровь хлещет, врач осколки вытаскивает из руки, из ноги, - три штуки мне на память в карман положил… А мне не больно совсем, и я благодарю Бога, за то, что не слышала этой боли».

После госпиталя Ирина Георгиевна попала в банно-прачечный отряд, работая в котором случайно встретилась с отцом, отправлявшемся на другой фронт.

«Война всех же разбросал кого куда и встретить родного была большая редкость, -рассказывает Ирина Шатохина. – Повезло, что отправили меня белье по отрядам развозить, и когда подъехала машина - там папа! Была осень холодная, ветер жуткий, а он меня обнял и шапку свою мне отдал. Потом сразу уехал. Вот такая короткая встреча была. Я потом в этом шлеме всю войну проходила, и он мне напоминал о домашней жизни, как все было славно и как мы молились перед каждым делом, в церкву ходили все вместе. На войне я это домашнее в сердце берегла и всегда просила и Господа благословения на добрые дела – отойду в сторонку, поклонюсь-помолюсь и никто меня за это не осуждал…

После службы в банно-прачечном отряде стала я санитаркой и служила на Курской Дуге – солдат с поля боя выносила. У меня был на груди крест красный, а в сумке два сорта бинтиков – одни закупоренные, чтобы заразы не было, а другие – так для быстрой перевязки.

Когда это сражение, историческое теперь уже началось, мы видели, как наши войска были побиты сильно. Это был ужас для молодых девчонок, когда нам врач объяснял, что надо раненым в глаза смотреть – если зрачок на свет реагирует, значит живой и его направо надо нести, а мертвых – налево, но забрать у него солдатский медальон, чтобы родным могли весть подать о смерти солдатской. Такая вот сортировка была…

Когда меня совсем ранило, был день сначала солнечный, а потом хмарь какая-то нашла, солнышко потухло, и темень стала адская. Ничего не видно, только вой самолетов, что в небе бились, да танки палили – невыносимый крик…

Тут увидела я солдата, хотела его напоить немного, а он всю фляжку у меня вырвал да и выпил. А куда – в живот ведь раненый… Стало ему плохо, ногами он задрыгал…

Кое-как его подняла, а он выше вдвое, и потащила его под горку к деревне.

А самолеты в небе все летали и дрались, и кричали, и стреляли и ранили меня так, что я и не помню, как солдатика донесла до крайней хаты.

Очнулась уже на операционном столе – голова треснутая, на волоске кости висят, а ноги прострелены в нескольких местах. Но врач все вылечил, только служить я уже не могла».

После демобилизации Ирина Георгиевна Шатохина работала в тылу – сварщицей на Новомоскосковской угольной шахте, где и узнала о Победной весне 1945 года.

«Весть эта святая о Победе уже ночью до нас дошла, - припомнила Ирина Георгиевна. – Часов в 11 вечера как начали машины гудеть, а люди кричать: «Победа! Победа!»…

Все кто мог встать на ноги выбегали на улицу и обнимались, и я от радости не занал на кого мне цепляться. Это было и радостно и победно!

Я благодарна Богу, что он нашим людям помог отстоять Родину. Родине я благодарна за то, что она все время была нам как не чужая и наши заслуги ценит.

Мы и сейчас стараемся служить стране, любить свою землю и учить этому молодежь.

Сейчас уже в церковь не могу ходить, но всегда ко мне и батюшки с детьми приходят, а я школьникам рассказываю о том страшном времени и великой Победе русского народа и Господа нашего.

И детей своих учу, и троих внуков и пятерых правнуков тому, что жить надо - помогая любому человеку, кем бы он ни был, потому что не мы ему судьи, а Бог! И любить надо всех так, как учит нас этому Христос»!

Алексей Анкин